Лесная лошадь (Equus caballus)

История дикой лошади на Северо-западе России еще во многом неясна. В позднем плейстоцене по краевым участкам приледниковой области, по-видимому, жила широкопалая лошадь средних широт Русской равнины, т. е. Equus latipes Gromova. Остатки этой лошади чрезвычайно обильны в слоях поздних палеолитических стоянок долин Западной Двины, Прута, Днестра, Днепра, Дона.

Эта лошадь отличалась крупным ростом - 140-152 см в холке, массивными метаподиями и фалангами, зубами с относительно толстой эмалью. Возможно, что остатки таких же лошадей встречаются наравне с костями мамонта и волосатого носорога в песчано-гравийных карьерах в пределах Вологодской и Архангельской областей. Восточнее - в северном Приуралье - в позднем плейстоцене обитала отличная от широкопалой некрупная лошадь с высотой в холке от 126 до 140 см (Кузьмина, 1971). Такого роста была и позднеплейстоценовая лошадь Черского на тундрово-степном северо-востоке Сибири.

Есть основание предполагать, что от широкопалой тундрово-степной лошади в раннем голоцене произошла лесная форма - так называемый лесной тарпан. Его немногочисленные костные остатки известны из мезо- и неолитических слоев стоянок по южному и северному берегам Балтийского моря и даже на о-ве Готланд. В коллекции А. А. Иностранцева (1882), собранной при прокладке Сясьского канала по южному берегу Ладожского озера, оказалось 5 костей лошадей. Их описания не дано.

В. И. Громова (1949), исследовав эти остатки, считала, что в IV-III тысячелетиях до наших дней в лесах Приладожья обитала очень крупная лошадь "Equus caballus var.?". Основная длина черепа этой лошади, вычисленная по сохранившейся нижней челюсти, была около 530 мм, а рост до 153 см (!). Лошадь эта была "большеголовой, длинномордой, узколобой и мелкозубой с длинным протоконом, с относительно длинными и тонкими проксимальными (sic!) отделами ног и с короткими и широкими дистальными" (Громова, 1949, с. 195). Сама В. И. Громова провизорно производила эту приладожскую лошадь от крупной западноевропейской "ледниковой" лошади - Equus caballus germanicus Nehring.

Лесной образ жизни приладожской голоценовой лошади подтверждается экологией сопутствующей группы видов: лося, зайца-беляка, бобра, медведя, лесной куницы, кабана, глухаря и других связанных с лесом и болотами животных. По ряду морфологических признаков в зубах и костях скелета эта лошадь, по мнению В. И. Громовой, должна была резко отличаться от тарпана, в том числе и от "лесного", который, по представлениям Ветуляни (Vetulani, 1928), сохранил в основном черты своего "степного" предка. Вопрос о близости тарпана к лошади Пржевальского в настоящее время крайне запутан, особенно в связи со статьей В. Г. Гептнера (1955), который отнес описанную О. Антониусом (Antonius, 1912) Equus gmelini Antonius, 1912 в синонимы Equus przewalskii Poljakov, 1881.

Карту находок остатков диких лошадей в Швеции, Дании и СССР (Литве, Латвии и Ленинградской обл.) опубликовал К. Л. Паавер (1965, рис. 31). Наибольшее число остатков было обнаружено в восточноприбалтийских стоянках Кунда (VII-VI тысячелетие до н. э.) - 30 костей от 7 особей и Кяэпа (III тысячелетие до н. э.) - 282 кости от 21 особи. В остальных 7 стоянках - III и II тысячелетия до н. э. остатки диких лошадей буквально единичны, а в слоях I тысячелетия до н. э. отсутствуют. К. Л. Паавер предполагает, что численность диких лошадей в Прибалтике в атлантический период была наиболее высокой. Начиная с I тысячелетия до н. э. с появлением большого числа домашних животных численность остатков лошадей в исследованных памятниках Восточной Прибалтики резко возрастает, но их К. Л. Паавер (1965, с. 182) "без сомнения" относит к домашней форме.

Следует еще отметить, что в очень фрагментарном костном материале из 15 мезо- и неолитических стоянок Карелии достоверных остатков лошади обнаружить не удалось, а среди неолитических петроглифов Карелии изображения лошадей отсутствуют.

Предположительно к диким лошадям В. И. Цалкин (1962) относил остатки мелких лошадок из раскопок средневековых городищ в бассейне р. Лиелупе на северо-западе Латвии, а также в Гродно - в Белоруссии. Буквально о латвийских городищах он писал (с. 140): "Не исключена поэтому возможность, что мелкие метаподии и другие кости лошадей из раскопок городищ Тервете, Мекотне, Талсы и, может быть, некоторых других памятников принадлежат не домашней, а дикой (или одичавшей) лошади. К сожалению, остеологические особенности "лесного тарпана" до сих пор совершенно неизвестны". Для принятия мнения В. И. Цалкина следует предположить, что крупные лошади, известные из неолита Приладожья и Прибалтики, должны были сильно измельчать за два с половиной тысячелетия. С эволюционной точки зрения такая возможность вполне допустима, так как к нашим дням мельчали и зубры, и медведи, а в Беловежской пуще и олени.

Итак, существование дикой лошади в пределах Северо-Запада России на протяжении двух последних тысячелетий палеонтологически точно не доказано; вернее, нет способа отличить кости дикой лошади от домашней. Между тем исторические сведения говорят о том, что дикие лошади водились в лесах Восточной Прибалтики и Белоруссии даже в позднем средневековье. Указания некоторых исследователей, начиная с Дж. Лёббока и Д. Н. Анучина, о том, что это могли быть одичавшие домашние лошади, столь же гадательны, как ж противоположные.

Матвей Меховский писал о Литве в 1517 г.: "Так как леса там большие, то во множестве попадаются и ловятся крупные звери: буйволы и лесные быки, которых на своем языке зовут турами или зубрами (zumbrones), дикие ослы и лесные кони, олени, лани, газели, козы, кабаны, медведи, куницы, белки и другие породы зверей" (Меховский, 1936, с. 111).

"Лука Давид также (Reuss. Chronik. Bd II) упоминает о диких лошадях, водившихся около 1240 г. в России" (цит. по: Лёббок, 1876).

Не более определенны и сообщения Сигизмунда Герберштейна (1908, с. 173), который сведения о зверях явно заимствовал у Меховского. Герберштейн писал о лосе (Ellend - нем. и Alee - лат.), которого поляки считают "онагром, т. е. лесным ослом, но внешность тому не соответствует. Ибо у него раздвоены копыта; впрочем, находимы были и имеющие цельные копыта, но это очень редко".

В сочинении о Беловежской пуще Г. Карцов (1903) прямо указывал, что дикие лошади были вполне обыкновенны в лесах Литвы вплоть до XV столетия и на них охотились, как на зубров ж на оленей, но это утверждение, вероятно, взято также из трактатов Меховского.

В заключение следует еще отметить, что ископаемая лесная лошадь Восточной Прибалтики и Приладожья сильно отличалась от монгольской дикой лошади Пржевальского - Equus przewalskii Poljakov и поэтому не может быть сопоставима с последней. Выяснилось также, что нередкое провизорное отнесение зоологами - В. Г. Гептнером с соавторами (1961) - к лошади Пржевальского позднечетвертичных лошадей Западной Европы ошибочно.

Полное вымирание "лесного тарпана" на Северо-востоке России в позднем средневековье могло быть обусловлено "ухудшением климата": многоснежьем и заменой здесь широколиственных лесов хвойными и смешанными. Преследования охотников, при увеличивающейся численности населения и расселении племен, усилили и докончили естественный процесс вымирания вида в XVII-XVIII столетиях.

С теоретической точки зрения некоторый интерес мог бы представить опыт круглогодичного обитания в угодьях Северо-запада примитивной домашней лошади, подобно тому как это имеет место в Якутии. Известно, что там, в светлохвойной тайге, косяки лошадей успешно тебенюют при глубине снега до 80 см, но при условии отсутствия настов. В условиях Европейского Севера наличие современных мартовских и апрельских настов может быть основным препятствием для попыток "полувольного" содержания лошадей в дикой природе.

Литература: Копытные Северо-Запада СССР, Н. К. Верещагин, О. С. Русаков, Ленинград, 1979